21 Февраля 1613 года на Великом Московском Соборе был обран, то есть обретен Родоначальник новой Царственной Династии юный боярин Михаил Феодорович Романов. Духовная разница между волевым «коллективным» избранием силою большинства и единогласным обретением законного Наследника Престола через соборное испытание Божией воли весьма существенная, хотя в историографической литературе принято говорить именно об «избрании» Царя Собором. Но сами соборные документы свидетельствуют только о единогласной, единодушном обрании – обретении нового Государя и Династии. Те же документы называют Царя Михаила избранником Божиим, причем не только персональным избранником, но и по достоинству Рода Своего, избранного у Бога.
По генеалогическим преданиям русский боярский Род Романовых ведет своё начало от происходящего «из Литвы» воеводы княжеского рода Андрея Ивановича Кобылы, прибывшего примерно в 1330-е годы из Великого Новгорода на службу ко Двору Великого Князя Иоанна Даниловича Калиты. В некоторых родословных записях Андрей Кобыла указывается как прибывший «из Прус», то есть из Пруссии, или «из Немец». Все эти характеристики – из Литвы, из Пруссии или из Немцев не противоречат друг другу – они означают одни и те же земли на юго-восточном побережье Варяжского (Балтийского) моря.
Древняя Пруссия – обширная область на Юго-Восточном побережье Балтики, в первой четверти XIII столетия была завоевана германским Тевтонским орденом и насильственно онемечена. Но часть земель Восточной Пруссии в те же времена оказалась во владении Литовского княжества, государственность которого в свою очередь основывалась на древнерусской культурной традиции: вплоть до первой трети XVI века письменным языком Литвы был древнерусский язык, на котором велось летописание, юридическое и торговое делопроизводство.
Эти земли издревле населяли иафетические славянские и балтские племена, которые жили в тесном культурном взаимодействии. Сохранившиеся фрагменты древне-прусского языка указывают на его близость, с одной стороны, к славянскому языку, с другой стороны, к балтским наречиям, к которым относился тогда и безписьменный литовский язык.
С древнейших времен в Великом Новгороде существует Прусская улица. Расположенная на Загородском Конце, свое начало она брала от Покровских ворот Новгородского Детинца (центральной части Кремля), причем это было местом поселения не заезжих иностранцев, а коренных православных новгородцев. Первое упоминание о Прусской улице в истории Новгорода относится к 1218 году, когда во время мятежа Торговой стороны и Неревского конца Людин конец и жители Прусской улицы поддержали посадника Твердислава. Встречается название улицы в Новгородской Летописи и под 1230 годом. Но археологические исследования указывают, что в качестве городской структуры задолго до 1218 года на этом месте уже существовала улица, возможно, с тем же названием, ведь в упоминании 1218 года говорится не об основании или наименовании этой улицы Прусской. Просто к этому году относится древнейшее из дошедших до нас упоминаний о ней. Другое упоминание в Новгородской летописи относится к 1230 году – в связи храмом Двенадцати Апостолов на Пропастех, возле которого массово хоронили умиравших от голода 1230 года новгородцев. Знаменательно и то, что год 1218 свидетельствует о компактном поселении в Новгороде православных прусских славян ещё до начала захвата Восточной Пруссии в 1225 году Тевтонским орденом.
Многие знатные исконно новгородские фамилии вели свое происхождение «из Прус». Например, был знаменит прусский воевода славянского происхождения Михаил Прушанин, который прибыл в Великий Новгород со своей дружиной в начале XIII столетия и потом служил Великому Князю Александру Невскому. По одним преданиям Михаил Прушанин участвовал в знаменитой Невской битве (1240), по другим участником битвы был его сын.
Михаил Прушанин был родоначальником русских дворянских и боярских фамилий Шестовых, Морозовых, Салтыковых. Мать Царя Михаила Феодоровича Ксения Иоанновна – Великая Инокиня Марфа, была дочерью Ивана Васильевича Шестова.
По семейному преданию Андрей Иванович Кобыла был одним из сыновей прусского князя Дивона Алексы (Медведя) – прямого потомка Прусского Царя Видевута, время жизни которого относят к IV веку по Р.Х.
Князь Дивон принял в Новгороде Великом Святое Крещение с именем Иоанн. Знаменитый Новгородец, герой Невской битвы Гаврила Алексич († 1241) по преданию был братом Князя Дивона-Иоанна, возможно, братом не родным, а двоюродным или троюродным. Гаврило Алексич также стал родоначальником многих знатных русских родов – Пушкиных, Акинфовых, Челядиных, Хромых-Давыдовых, Бутурлиных, Свибловых, Каменских, Курицыных, Замыцких, Чулковых и других.
Их же общий пращур Прусский Царь Видевут с братом Князем Брутеном прибыли по Висле или Неману на побережье Балтики и основали под своим началом древнее Царство, которое назвали, видимо, по имени своего пращура Пруса – Пруссией.
Имя «Прусий» неоднократно встречается в известной династии Фракийских Царей, царствовавших с V по I столетие до Р.Х. в Вифинии (Малая Азия) и на Балканах. И в имени Князя Брутена, брата Царя Видевута, также отдаленно звучит имя «Прус». По-латыни «Пруссия» пишется как «Боруссия» (Borussia) или как «Прутения» (Prutenia). В свою очередь «Сказание Святителя Спиридона-Саввы» и «Сказание о Князьях Владимирских» указывают на происхождение Великого Князя Рюрика Новгородского от Князя Пруса – брата Императора Августа. Римская история не знает такого родного брата у Октавиана Августа, но породнение, скажем, юридическое самого Императора Августа или его предшественника первого консула Юлия Цезаря с кем-нибудь из потомков Вифинских Царей, носившим имя Прусий, быть вполне могло, о чем и донесло до нас известие из древнерусского предания. Это указывает на то, что согласно таким родословным преданием и предки Великого Князя Рюрика Новгородского, и предки боярина Андрея Ивановича Кобылы могли иметь общего пращура Царского происхождения.
Подобные предания о единых и общих в древности корнях прослеживаются для большинства Царских Европейских Династий, они хорошо известны специалистам по Августейшим генеалогиям. Документальную историческую достоверность таких преданий на основании строгих письменных источников доказать невозможно. Но вместе с тем история – это не математика или классическая физика, хотя и оперирует в подавляющем большинстве исторического материала достаточно точными хронологическими данными и документированными фактами. Указывая на вполне понятную зыбкость подобных генеалогических преданий, письменная фиксация которых произошла только в XIV-XVIII столетиях, подлинная историческая наука не должна сходу отвергать их. Напротив, она должна свидетельствовать о них и бережно сохранять то, что родовая память наших предков сохраняла и передавала из уст в уста на протяжении многих и многих столетий, иначе «научно» будет отвергаться то, что именуется человеческой памятью.
Сам факт, что прибывший из Великого Новгорода в Москву Андрей Иоаннович Кобыла при Дворе Московских Великих Князей Иоанна Калиты и Симеона Иоанновича Гордого был боярином, указывает на то, что этот человек в те поры был славен знатностью и благородством происхождения. Боярский сан был высшим государственным чином в иерархии того времени, тогда одновременно при Великом Князе редко число бояр превышало 5-6 человек, какому-нибудь безвестному ловкому выскочке такой высший чин в те времена просто не присвоили бы. Только действительно знатный человек боярин Андрей Кобыла мог быть послан в 1347 году сватом Великого Князя Владимирского и Московского Симеона Иоанновича Гордого ко Двору Тверского Князя Всеволода Александровича за невестой Княгиней Марией Александровной. Тем более тот брачный договор был сопряжен с важнейшей дипломатической миссией, в результате которой Князь Всеволод Александрович Тверской должен был отказаться от ханского ярлыка на Тверской удел и вернуться на Княжение в Холм под Тверью, передав Тверское Княжение Князю Василию Михайловичу Кашинскому. Подобные труднейшие вопросы династических браков и смены уделов никак не могли доверить людям незнатным, не сведущим в тонкостях великокняжеской дипломатии.
Само понятие «знать» вовсе не означает широкую известность, как сейчас полагают многие. Древнерусское понятие «знать» обозначает носителей особых, наследственных знаний о премудростях Верховной Власти, знаний, которые нигде не преподавались, а передавались только от старших поколений младшим из рода в род. Знатные люди были потомками носителей Верховной Власти. Знать – хранители древнейших властных традиций, представители знатных родов сами являлись живым преданием, живой традицией, которая в силу сокровенного характера тех знаний не фиксировалась подробно письменно, но эти особые знания высоко ценились окружающими, ставили знатных людей в особое положение в древнем социуме.
У древних прусов под предводительством Царя Видевута и Князя Брутена развился культ священного белого коня, известного у балтийских славян с глубокой древности, и культ священного дуба в селении Ромове, имя которого может указывать на архаическую память об Апеннинском Риме (Roma). Символика этих культов отобразилась на гербе Пруссии, на котором изображались и сами Видевут с Брутеном, и белый конь, и дуб. По московским родословцам известно, что у А.И.Кобылы было пятеро сыновей – Семен Жеребец, Александр Ёлка, Василий Ивантей, Гавриил Гавша и Фёдор Кошка. Кроме того известны знатные новгородские рода Сухово-Кобылиных и Кобылиных, происхождение которых новгородские и тверские родословцы связывают с А.И.Кобылой.
Семен Жеребец стал родоначальником для русских знатных фамилий – Жеребцовых, Лодыгиных, Коновницыных, Кокоревых, Образцовых. От Александра Ёлки ведут свое происхождение Колычевы, Неплюевы и Боборыкины. От Фёдора Кошки – Кошкины, Романовы, Шереметевы, Яковлевы, Голятьевы, Беззубцевы и другие.
«Конская» тематика в прозвищах Кобыла, Жеребец, в фамилиях – Кобылины, Жеребцовы, Коновницыны, топоним – Кобылье Городище у Чудского озера неподалеку от места Ледового побоища (1242), которое, кстати, в 1556 году давалось Царем Иоанном Васильевичем Грозным в кормление одному из Сухово-Кобылиных, но по письменным источникам известное с таким названием еще с середины XV столетия (город Кобыла) – все это может указывать на родовую память о «тотемном» белом коне Прусского Царя Видевута. А священный дуб из Ромова присутствует почти на всех гербах вышеназванных дворянских фамилий, ведущих свое происхождение от Андрея Кобылы.
Был Московским боярином и Федор Андреевич Кошка († 1407), во время похода Великого Князя Димитрия Иоанновича на Куликово поле в 1380 году боярину Федору Андреевичу Кошке-Кобылину было поручено блюсти Москву. Его старший сын Иван Федорович Кошкин-Кобылин (†1427) также был весьма близок к Великому Князю Димитрию Донскому (он в таком качестве упомянут в завещании Князя Димитрия), а потом стал боярином у Великого Князя Василия I Дмитриевича († 1425) и даже у юного тогда Великого Князя Василия II Васильевича (1415-1462). Его младший сын Захарий Иванович Кошкин-Кобылин († 1461) также занимал высокое боярское положение при Дворе Великого Князя Василия II Васильевича.
При этом надо отметить, что боярский чин никогда не был буквально наследственным, хотя и присваивался только наиболее знатным людям государства, боярский чин обязательно выслуживался личными подвигами и заслугами перед Государем, хотя немалое значение имели и родственные связи по женским линиям. Служба из поколения в поколение потомков боярина Андрея Кобылы Московским Государям в столь высоких чинах означала наличие высоких личных достоинств у представителей этого знатного рода. К сожалению, не сохранилось сведений о супругах этих четырех поколений государственных деятелей, начиная с Андрея Ивановича Кобылы до Захария Ивановича Кошкина. Но несомненно то, что часть этих брачных союзов заключались с представительницами высшей московской аристократии, большинство из которых в те времена были либо прямыми, хотя и отдаленными потомками Великого Князя Рюрика, либо ближайшими их родственниками. Именно этим дополнительно можно объяснить устойчивость боярского статуса рода Кобылиных-Кошкиных, когда степень «конкуренции» с прямыми Рюриковичами могла смягчаться именно родственными связями.
При Великом Князе Иоанне III Васильевиче Юрий Захарьевич Захарьин-Кошкин († 1504) стал воеводой, участвовал в стоянии на Угре 1480 года, в походе на Великий Новгород (1480) и на Казань в 1485 году, с 1488 года стал Великокняжеским Наместником в Великом Новгороде, где искоренял ересь жидовствующих, и получил боярский чин в 1493 году. Супругой Юрия Захарьевича Кошкина стала дочь великокняжеского боярина Ивана Борисовича Тучкова. И.Б.Тучков не был представителем московской аристократии, но происходил из новгородского боярского рода и поступил на службу к Великому Князю Московскому Иоанну III Васильевичу. В 1477 году он уже в качестве великокняжеского боярина выполнял важную военно-дипломатическую миссию по присоединению Великого Новгорода к Москве. Видимо, этими «новгородскими» родственными связями можно объяснить, почему московский воевода Юрий Захарьевич Захарьин-Кошкин в 1488 году стал наместником в Новгороде. У боярина Юрия Захарьевича было шесть сыновей, имена пятерых из них – Иван, Григорий, Василий, Михаил, Роман и дочь Анна. Михаил Юрьевич (†1538) выслужил боярский титул в 1521 году, Григорий Юрьевич (†1558) стал боярином в 1543 году.
Видимо, младший из братьев – Роман Юрьевич Захарьин-Юрьев (†1543) дослужился «только» до окольничего и воеводы. Но и чин окольничего – второй после боярского, был чрезвычайно высок в старорусской иерархии, число окольничих в правительстве Великого Князя обычно не превышало трех-четырех. Сам факт, что его родные братья были боярами, свидетельствует о сохранении высокого статуса рода и в этом поколении. Роман Юрьевич упоминается в разрядах 1533 и 1538 годов, он был дважды женат, вторую из жен звали Ульяна (†1579), предположительно урожденная Карпова, дети: Долмат (†1545), Даниил (†1571), Никита, Анна, Анастасия. Даниил Романович Захарин-Юрьев стал боярином в 1548 году.
Анна Романовна вышла замуж за князя Василия Андреевича Сицкого (†1578) из ярославской ветви Рюриковичей. А младшая дочь красавица Анастасия Романовна (†1560) стала в 1547 году первой Русской Царицей – Супругой юного Царя Иоанна Васильевича Грозного. Она родила Государю шестерых детей, трех Царевичей – Димитрия, Иоанна и Феодора, и трех дочерей – Анну, Марию и Евдокию, Царевич Димитрий по неосторожности был утоплен в младенчестве, не пережили младенчества и три Дочери Русской Царицы.
Пожалуй, самым знаменитым боярином из прямых потомков Андрея Ивановича Кобылы был его пра-пра-пра-правнук Никита Романович Захарьин-Юрьев (†1586; перед смертью постригся в монашество с именем Нифонт). Он был одним из ближайших сподвижников, советников Царя Иоанна и воспитателем Царевичей Иоанна и Феодора. Окольничим он стал в 1558 году, боярином – в 1562 году. Слава о благородстве характера и доблести Никиты Романовича была столь широка, что в народе о нем слагали песни, которые пели и столетия спустя.
Никита Романович был женат дважды. Первой его супругой была Варвара Ивановна, урожденная Ховрина (†1552). Ховрины происходили из древнего крымского готфского княжеского рода Гаврасов (по-татарски: Ховра). От первого брака у Никиты Романовича было две дочери – Анна Никитична (†1585), вышедшая замуж за князя Ивана Федоровича Троекурова (из Рюриковичей) и Евфимия (†1602), выданная замуж за близкого родственника князя Ивана Васильевича Сицкого.
После смерти Варвары Ивановны в 1552 году Никита Романович женился вторично на Евдокии Александровне, урожденной княжне Горбатой-Шуйской из Рода Рюриковичей, от Мономаховичей по линии Суздальских Князей. От этого брака известно ещё одиннадцать детей Никиты Романовича – старший Фёдор (в монашестве Филарет; †1633), Марфа (†1610) – супруга кабардинского князя Бориса Кейбулатовича Чекрасского, Лев (†1595), Михаил (†1602), Александр (†1602), Никифор (†1601), Иван по прозвищу Каша (†1640), Ульяна (†1565), Ирина (†1639) – супруга окольничего Ивана Ивановича Годунова (†1610), Анастасия (†1655) – супруга конюшего Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского (†1646) и, наконец, Василий (†1602).
Старший сын Никиты Романовича Фёдор, родившийся около 1554 года, стал боярином в правительстве своего двоюродного брата – Царя Феодора Иоанновича – сразу после смерти отца в 1586 году. Незадолго до этого около 1585 года Федор Никитич женился на Ксении Ивановне, урожденной Шестовой из костромских дворян, отец которой Иван Васильевич Шестов был призван в 1550 году в числе Царской Тысячи на службу в Москву. Напомню, Шестовы вели свое родословие от новгородского боярина и воеводы начала XIII столетия Михаила Прушанина. У Федора Никитича и Ксении Ивановны было шестеро детей, четверо из которых умерло в младенчестве: Татьяна (†1612) – супруга князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского (†около 1640), Борис (†1592), Никита (†1593), Михаил (†1645), Лев (†1597), Иван (†1599).
На царской службе боярин Федор Никитич был успешен, но далеко не на первых позициях: с 1586 года он наместничал в Нижнем Новгороде, в 1590 году участвовал в победоносном походе против Швеции, потом в 1593-1594-х гг. он был наместником во Пскове, вел переговоры с послом императора Рудольфа – Варкочем, в 1596 году состоял воеводой Царского полка правой руки, от 1590-х годов дошло до нас несколько местнических дел, касающихся боярина Феодора Никитича Романова, указывающих на его достаточно влиятельное положение среди московского боярства, некоторые его младшие братья входили в расширенный состав Государевой Думы.
Перед смертью боярин Никита Романович завещал Борису Федоровичу Годунову заботу о своих детях, и согласно известным документов опека царского шурина и первого боярина – фактически правителя России Б.Ф.Годунова о Никитичах была вполне искренней, а сами Романовы почитали себя верными союзниками Б.Ф.Годунова, этому способствовали и родственные связи – Ирина Никитична была супругой И.И.Годунова. Внезапная кончина Царя Феодора Иоанновича 7 Января 1598 года этой ситуации во взаимоотношениях Б.Ф.Годунова и Романовых не изменила. Хотя старший сын шурина Царя Иоанна, двоюродный брат Царя Феодора, боярин Фёдор Никитич имел определенное преимущество если не более близкого, то более значительного родства перед шурином Царя Феодора и родным братом Царицы Ирины Феодоровны (†1603) первым боярином Борисом Годуновым, на Великом Московском Соборе в Январе-Марте 1598 года вопрос об иных претендентах на Царский Престол кроме первого боярина и правителя Б.Ф.Годунова даже не поднимался. Нет о выдвижении иных претендентов и явных неофициальных свидетельств того же периода.
Нет таких указаний даже в дипломатических донесениях из России за Январь-Март 1598 года, в которых иностранные послы старалась отразить любые слухи о дворцовых политических интригах. Впрочем, для западноевропейского правосознания той поры преимущество прав Федора Никитича Романова на Царский Престол перед аналогичными правами Б.Ф.Годунова было непонятно. Они скорее могли видеть претендентов среди прямых Рюриковичей, в первую очередь князей Шуйских, или хотели искать военных поводов для вмешательства во внутреннюю политику России для навязывания претендентов из Династий Европы, чем сравнивать права на Престол Б.Ф.Годунова и Ф.Н.Романова.
В одном из донесений от польского посла в Январе или начале Февраля 1598 года даже содержался «прогноз», что Б.Ф.Годунов, дабы сохранить свои позиции во власти, вдруг объявит, что Царевич Димитрий Иоаннович Углицкий на самом деле не был убит 15 Мая 1591 года, и посадит на Престол своего человека под видом сына Царя Иоанна. Эта загадочная интрига, именно поляками совершенно в ином ключе развернутая к 1604 году, указывает на то, что в конце Февраля 1598года иностранцы даже не смогли предвидеть реального решения Великого Московского Собора.
Решающим фактором в вопросе восприемства Престола, очевидно, была позиция Святителя Иова, Патриарха Московского и всея Руси, который полагал, что брат Царицы, в руках которого с 1586 года находились все основные бразды правления государства, который зарекомендовал себя опытным и мужественным политиком, масштабным устроителем Земли Русской в градоустроительном, военном, налоговом и хозяйственном делах, как никто другой был способен нести тяжкий Царский Крест. Конечно, Святейший Патриарх хорошо понимал, что некоторые наследные преимущества есть и у двенадцатого по чести боярина Федора Никитича Романова, но его заслуги в государственном строительстве с 1584 года были неизмеримо меньше, чем вклад в процветание России и Русской Православной Церкви Б.Ф.Годунова, много сделавшего для утверждения Патриаршества на Руси. Возможно, такая твердая позиция Патриарха, приведшая к тому, что на Соборе даже предварительно не обсуждались иные претенденты на Престол, уже в ближайшие два года духовно-политический компромисс превратит в тяжелейшую государственную проблему.
На Соборе 1598 года впервые в истории России была принесена страшная клятва на верность Царю Борису и Его Наследникам. Должно быть, Святейший Патриарх, который непосредственно участвовал в составлении текста Соборной клятвы и грозных духовных прещений, которые накладывались на возможных нарушителей этой клятвы, был уверен, что верующие русские люди не пойдут на нарушение таковой Соборной присяги. Однако тайные противники нового Царя, а возможно и противники самого миропокоя в нашем Отечестве, которые не дерзнули на Соборе поднять голос против позиции Патриарха и кандидатуры Б.Ф.Годунова, уже в 1600 году стали затевать заговор или плести ещё более тонкую дворцовую интригу, имитирующую заговор. В качестве знамения для такого явного заговора или коварной мистификации оного злодеи избрали Никитичей Романовых, и в первую очередь старшего из них – боярина Фёдора Никитича как более близкого по русским обычаям лествичного права наследника Престола, чем Царь Борис. Кто был главным организатором этого заговора или его имитации, историки могут строить только предположения, прямых документов, связанных с его расследованием не сохранилось. Ясно только одно, что сами Романовы ни в коей мере ни к инициаторам, ни к организаторам заговора не принадлежали, но они все же были коварно извещены об этом тайнодействии, что и вовлекло их в круг причастных, в круг виновных.
Вместо своих ближайших сподвижников и родственников Царь Борис увидел в Романовых главную опасность для себя и, что более важно, главную опасность для миропокоя в Российской Державы. Он вполне осознавал, чем теперь, после страшной Соборной клятвы 1598 года грозит для России и Русского Народа её нарушение. Дабы исключить саму идею претендентства на Престол боярина Федора Никитича Романова, он распорядился насильственно постричь своего сродника и его супругу в монашество и сослал инока Филарета в Антониево-Сийский монастырь на Русский Север. А остальные Никитичи Романовы – Михаил, Александр, Никифор, Иван, Василий были взяты под стражу и отправлены в ссылку, где они содержались в самых суровых условиях, от которых скончались в 1601-1602 годах. В живых остался только Иван Никитич. Он содержался на цепи в одной яме с Василием Никитичем. Смерть братьев вызвала смягчение условий ссылки Ивана Никитича.
После злодейского ритуального заклания юного Царя Феодора Борисовича Годунова и собственного Венчания на Царство Лжедмитрий I в 1605 году вернул из ссылки всех оставшихся в живых Романовых и их родственников, а останки умерших также были привезены в Москву и захоронены в усыпальнице бояр Романовых в Новоспасском монастыре. Монах Филарет (Федор Никитич Романов) был рукоположен в священноиноки и вскоре хиротонисан как Ростовский Митрополит. А Ивану Никитичу Романову был дан боярский чин. Юного Михаила Федоровича Романова вернули под попечение Матери – Великой Инокини Марфы. Столь претерпевшие от прежнего Царствования Романовы приняли благодеяния самозванца, но не выказывали ему никакого подобострастия во все время продолжавшегося менее года лжецарствования. Поставленный местным Московским Собором 1606 года на Престол Царь Василий Иоаннович Шуйский содействовал избранию нового Патриарха – Казанского Митрополита Ермогена, который с большим почтением относился к Митрополиту Филарету Ростовскому, но на Московский Покаянный Собор в начале 1607 года с участием свергнутого Лжедмитрием Патриарха Иова Митрополит Филарет не прибыл.
В 1608 году изменнические казачьи и польско-литовские шайки осадили Ростов Великий, и хотя Митрополит Филарет попытался организовать оборону, предатели России открыли ворота Митрополичьего Двора, Святитель Филарет был захвачен в плен и в унизительном виде доставлен под Москву в Тушинский лагерь Лжедмитрия II. Однако этот самозванец решил воздать своему «родственнику» почести и даже «возвел» Святителя Филарета в «патриархи». Ложного сана Митрополит Филарет не признавал, но Богослужения в Тушино совершал. В 1610 году Митрополит Филарет (Романов) был отбит у тушинцев и после свержения Царя Василия Шуйского во время семибоярщины стал ближайшим сподвижником Святейшего Патриарха Ермогена. Московским правительством Митрополит Филарет в 1611 году был направлен во главе большого посольства в Смоленск для переговоров с Польским королем Сигизмундом III. Все посольство было захвачено ляхами в плен, в котором Митрополит Филарет пребывал до 1619 года – до Деулинского перемирия.
В краткую пору «семибоярщины» сын Митрополита Филарета юный Михаил Феодорович был возведен в боярский чин. Поляки, захватившие в 1611 году Москву и Кремль, содержали Михаила Феодоровича Романова и его Мать под домашним арестом, из которого он был освобожден только 22 Октября 1612 года и после этого вместе с Матерью отбыл в свое Костромское имение Домнино.
Таким образом, никто из Романовых не оказывал влияния на решение Великого Московского Собора 21 Февраля 1613 года. Точнее – участник собора, брат Митрополита и родной дядя Михаила Феодоровича – Иван Никитич Романов первоначально был даже против выдвижения в качестве одной из кандидатур своего племянника, высказываясь: «…Михайло Федорович ещё млад…» По утверждению исследователей, в самом начале Собора Иван Никитич поддерживал кандидатуру шведского принца Карла Филиппа. Но когда казаки и представители Ополчения стали отвергать любых представителей иностранных династий, а Донские казаки и русские провинциальные дворяне выдвинули в качестве главного кандидата юного боярина Михаила Феодоровича Романова, естественно, и дядя согласился с этой единодушной точкой зрения.
Великий Собор 1613 года принял страшную клятву на верность обранному Царю Михаилу Феодоровичу и предполагаемому от него потомству. Новая клятва практически слово в слово, буква в букву повторяла текст Соборной Клятвы 1598 года, но на этот раз крепости этого соборного решения хватило на три века и четыре года.
Данный экскурс в область древних преданий и родословий необходим, чтобы лучше понять образ мыслей наших предков, которые в соборных прениях в Феврале 1613 года выясняли, кто из возможных претендентов на Всероссийский Престол должен принять на себя и своих потомков Царский Крест. Исключительная знатность происхождения Рода Романовых в этом решении имела первостепенное значение.
Иллюстрации:
1. Венчание на царство Михаила Федоровича Романова
2. Легендарный герб пруссов (из хроники Иоганнеса Мельмана, 1548 г.) Arma Prutenorums – Щит (герб) Пруссии