Ниже мы впервые переиздаем одну из глав книги «В мире сказаний» бытописателя русского народа, журналиста, переводчика Аполлона Аполлоновича Коринфского (1868-1937).
Царские дни – дни празднования торжественных событий царствующей императорской фамилии в Российской империи. К началу XX века к царским дням относились:
высокоторжественные: дни рождения, коронации, восшествия на престол и тезоименитства Государя Императора, Императрицы-матери, августейшей супруги, наследника Цесаревича и его супруги;
торжественные: дни рождений и тезоименитств прочих особ царствующего дома.
В эти дни обыкновенно служился особый молебен после литургии. Кроме того в день рождения совершался общий благодарственный молебен, в день тезоименитства – молебен соименному с виновником торжества святому, в день восшествия на престол и коронования Государя – молебны по особому чину.
Публикацию (приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (по единственному изданию: Коринфский А.А. В мире сказаний: Очерки народных взглядов и поверий.- СПб.: Изд. Сойкина, 1905.- С. 54-63) подготовил профессор А. Д. Каплин. Курсив – авторский.
+ + +
«Все дни у Бога равны: день да ночь – сутки прочь!» – можно иногда услышать в народе угрюмое слово забитых невзгодами, ко всему равнодушных людей, сторонящихся ото всякого проявления радости-веселья. Скажет русский мужик – что ножом отрежет: недаром он говорит, что его слово «насквозь всю сыру-землю прошло». Но слово слову рознь; есть и такое, на которое найдется и у самого сказавшего его не мало возражений. Так и в этом случае: приравняла народная Русь все дни один к одному, да сама же эту свою случайную обмолвку целым роем других крылатых слов оговаривает. «Все звезды светят земле с неба, да не у всех свет один; все дни – с восходу до закату, да не все одинаковы: будень-день по будням живет, отдыхает мир-народ в свят-праздничек!» – гласит старинное народное изречение. «И дни не на одну колодку сшиты-скроены: есть будни, есть празднички, есть дни царские!» – распространяет это понятие народ-краснослов. «Будень на работу будит, Христов праздник к обедне звонит, царский день про царя-батюшку весть подает…», «Праздник – празднуй, будни – работай, царский день – царю отдай!», «Наработались будни на празднички, доработаются и до царь-дней!» и т. д. В каждой из этих поговорок, передающихся из уст в уста, от села к селу перелетающих, с достаточной ясностью высказывается взгляд народной Руси, противоположный приведенному в первых словах настоящего очерка.
С каждым большим праздником, посвященным Богу-Христу, Богоматери и святым угодникам Божиим, связано у народа свое особое представление-понятие, окруженное целым частоколом поверий, сказаний и обычаев, нередко ведущих свое начало «с языческого кореню» – от незапамятной поры старины стародавней. К большинству этих дней, наособицу выделенных народной памятью и отмеченных простодушным благочестием, еще до сих пор зачастую идущим об-руку с пережитками суеверия, приурочен ряд живучих примет, впитанных в народную плоть и кровь многовековым общением с природою, отовсюду обступающею безхитростный быт селянина-пахаря. Не обошло молчанием крылатое слово народа-сказателя и царских дней. Взгляд народной Руси на эти дни, в основе своей, как-бы отождествляется с представлением о царе-государе, высказавшемся хотя-бы, например, в ответе «перемудрого» царя «Книги Голубиной» на вопрос калик-перехожих – этих выразителей народной души, носителей простонародной мудрости:
«Ты скажи еще, сударь, поведай нам, –
Который царь над царями царь?»
Ответ народа-сказателя, вложенный в уста царя Давыда Евсеевича, точен и ясен. Вот он во всей своей неприкосновенности:.
«У нас белый царь – над царями царь,
Он и верует веру крещоную,
Крещоную, богомольную,
Он во Матерь Божию Богородицу
И во Троицу нераздельную:
Он стоит за дом Богородицы,
Ему орды все преклонилися,
Все языцы ему покорилися!»
Так разве может народ-пахарь, при наличности такого взгляда на «государя-батюшку», «надежу белого царя», относиться с равнодушным безмолвием к тем немногим дням, объединенным дорогим русскому сердцу именем, с которым еще в позабытые пращурами годы связывался в его понятии прислов-эпитет – «красное солнышко»?
Общий вывод изо всех сказаний и поверий, обусловливающих взгляд народа-сказателя на озаряющего Русь лучами своей любви «ласкового» венценосца, склоняется к непоколебимому представлению о царе-государе, как о наиболее ярком воплощении необычной силы, необычайного ума и необыкновенной красоты – духовной и телесной. «Никто против Бога не волен, никто против царя не силен!» – гласит простодушная мудрость народная, дополняя самое-себя изречением седой старины: «Никто как Бог да государь!» Бог, царь и народ являются, по ее подсказанному многовековыми думами слову, понятием поистине триединым, связанным неразрывными узами веры, любви и надежды – веры в святыню правды и добра, любви к родине и надежды на светлое и славное будущее последней. Об этом именно и говорит народное слово, пережившее безконечный ряд поколений и сохранившееся в сокровенных тайниках памяти народной Руси до наших дней:
«Народ вздохнет –
До царя дойдет,
Царь услышит –
Бог увидит»…
Об-руку с этим представлением идет в народе от одного поколения к другому стародавнее предание о том, что слух царя-государя становится наиболее чуток к голосам народных нужд и чаяний именно в «царские» дни. Весьма вероятно, что предание это сложилось, выросло и окрепло на плодородной почве тех милостей, какими всегда ознаменовывались важнейшие из этих дней, ко многим из которых были приурочены указы, вносившие льготы в обиход трудовой жизни народа-пахаря. В этих случаях «радость царская» в полном смысле слова объединялась с радостью Земли Русской и ее царелюбивых работников, с глубокой убежденностью повторяющих и в наши дни изречения своих умудренных жизнью дедов-прадедов: «Где царь – там и правда!», «Народ – тело, царь – голова!», «Жить – царю служить!»
На среднем – нижегородско-самарском – Поволжье неоднократно приходилось слышать (с незначительными изменениями) один и тот-же сказ, связывающий царские дни с представлением народа о том, что сам Царь Небесный охотнее исполняет в эти дни просьбы-мольбы верных слуг царевых. Наиболее характерным местом этого сказа являются слова Господа-Саваофа, произнесенные в ответ на заступничество св. Николая-чудотворца перед Престолом Всевышняго за бедного грешника, которому ничего не удавалось в жизни и все только невольно вело его к новым прегрешениям против совести, несмотря на всю борьбу его с этими последними. «За что-ж Мне его, раба, миловати? За что его Господу жаловати?» – раздалось с высоты Престола престолов властное слово Вседержителя: – мать-отца он, раб, не почитал, в середу-пятницу поста не держал, алчущего не накормил, жаждущего он, раб, не напоил, странника от темные нощи не укрыл, ко храму Моему Божьему он, ленивый раб, не прилежал!.. Не отступает от Всемогущего Царя царствующих «Микола Милостливый», вековечный заступник русского простолюдина, – снова поднимает он, по словам сказания, свой голос: «Господи, Господи! Смилуйся над бедным рабом Твоим! Не ради его великого прегрешения, а ради грешной души спасения, не ради его жалования, а ради детей пропитания!» И опять изрек Своему угоднику Судия Праведный:
«За что-ж Мне его, раба, миловати?
За что его Господу жаловати?».
«А за то Тебе его, раба, миловати, за то его Господу жаловати, – отвечает заступник усердный: – во младости своей он, раб, Отечество спасал, за Христовую за веру кровь проливал, царю, благоверному государю, служил!» Задумался Господь, но в тот-же миг просветлело чело Вседержителя. «А и в пору, вовремя ты, Микола, речь держал, а и в доброе благовременье ты, чудотворец Мой, слово молвил!» – произнесли Божественные уста:
«Сей день есть – великого благоволения;
Сей день есть – царскаго радования!
Радование царево – Мое милование,
Тех-ли государевых верных слуг жалование!»
Бедный грешник был помилован, безталанный неудачник-горемыка был, по заступничеству Николая-чудотворца, обласкан первой удачею в жизни и получил возможность вернуться с пути греха на дорогу труда праведного. И все это свершилось, – как повествует народ-сказатель, – единственно потому, что был он когда-то «царю, благоверному государю» верным слугой и пришлось услышать о том Господу как-раз в пору «царского радования», в царский день.
По всей вероятности, не по одним только поволжским, богатым сказаниями-поверьями, местам сохраняются в народной Руси подобные предания, подкрепляемые старинной поговоркою: «За Богом молитва, за царем служба не пропадают!» При всей своей грубовитой простоте, эти сказы-предания красноречиво свидетельствуют о том, что народ-сказатель одушевлен неугасной любовыо к своему Державному Вождю – любовью поистине стихийной, той любовью, которая нашептала ему и такие, льющиеся переливчатою серебристой волною слова, как:
«Слава Богу на небе, слава!
Государю нашему на всей земли, слава!
Чтобы нашему государю не стареться, слава!
Его цветному платью не изнашиваться, слава!
Его добрым коням не изъезживаться, слава!
Его верным слугам не измениваться, слава!
Чтобы правда была на Руси, слава!
Краше солнца светла, слава!»
В старину эту «славу» можно было слышать повсеместно на московской Руси, там, где только пелись песни, в царские дни. Многие годы пережила она, но поется и теперь с той-же любовью, хотя уже не в те дни, в которые впервые спелась-сложилася, а в пору святочную, когда ближе, чем когда бы то ни было в другое время, льнут к чуткому сердцу истинно-русского человека неумирающие тени-преданья родной старины.
«Без царя народ – сирота, земля – вдова!» – изрекла родная старина. Современная деревня, придерживающаяся дедовских заветов, памятуя эти слова, развивает их в поверья-сказания, связанные с важнейшими царскими днями – восшествия на престол и коронования. Так, по уверению сказателей, в эти дни легче дышется самой Матери-Сырой-Земле под тяжким грузом, позабытым на ее могучей груди минувшими веками. «Чует и она, матушка, – говорят старые, осведомленные во всяких преданиях, люди, – чует, что не придтся ей вдовою горемычной века вековать. Знает, кормилица, что не будет она сиротой, что и народу не придется горя мыкать на белом свете!..» Другие, еще более сведущие, памятователи поверий ведут речь даже о том, что будто-бы в эти царские дни по всей земле разливается звон московских сорока сороков: «приложишь ухо к земле – так и гудет…» Если поверить им на слово, то выискивались в народе и такие люди, что, припадая к земле, слыхивали не только благовест колокольный, а и пение ангелов: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение!» Все эти сказы-поверья вполне соответствуют народному мировоззрению.
Каждая радость Царствующего Дома находит в народных сказаниях свой отклик. Так, в песнях былинах говорится, что во дни этих радостей царило в «каменной Мосисве» общее ликование:
«Тюрьмы с покаянными – оне все распущалися;
А и погребы дарские – они все растворялися…
У царя благоверного еще пир и стол на радости,
А князи сбиралися, бояре съезжалися и дворяне сходилися,
А всё народ Божий на пиру пьют, едят, прохлаждаются…»
О пирах для «народа Божия», устраивавшихся по случаю той или другой «царской радости», можно видеть явное свидетельство и во всех наших былинах киевского периода. Имя ласкового князя Владимира – Красна-Солнышка – можно произвольно заменить в них любым из княжеских-царских имен московского времени. Важно то обстоятельство, что все былинные пиры по большой части устраивались в царские дни. Обыкновенно описание этих пиров начинается почти во всех былинах следующим, получившим, так сказать, права гражданства в мире народного песнотворчества, вступлением:
«В стольном городе во Киеве,
Что у ласкова сударь-князя Владимира,
А и пированье было, почестной пир,
Было столованье, почестной стол,
Много па пиру било князей и бояр,
И русских могучих богатырей…»
Под «русскими могучими богатырями» здесь подразумеваются не только настоящие Ильи Муромцы с Добрынями да с Потоками и с другой их богатырскою братией, а и вообще простые русские люди – представители богатыря-народа. В позднейшем песенном сказе («Мастрюк Темрюкович»), повествующем про то, как «холост был государь-царь Иван Васильевич, поизволил он женитися», – когда заходит речь о пире свадебном, тоже упоминается не об одних князьях-боярах да богатырях, а и о других гостях: «Он здравствует, царь-государь, у себя в каменной Москве, в палатах белокаменных, в возлюбленной крестовой своей, – пир на-веселе, повел столы на радостях. И все-ли князи, бояре, могучие богатыри и гости званые пятьсот донских казаков пьют, едят, потешаются, зелено вино кушают, лебедь белую рушают»… Несомненно, народ-сказатель видит и себя участником «радостей», знаменующих царские дни.
Еще определеннее высказывается он об этом в песне-былине про то, как «под Ригою стоял царь-государь». Стоял, по слову-сказанию, он («бывший Алексей царь Михайлович») под этим немецким городом «по три годы», надоскучила ему чужбина, снаряжается он «в каменну Москву». И вот, – поется в былине, – «поутру было рано-ранешенько, как на светлой заре на утренней, на восходе было красного солнышка, как-бы гуси-лебеди воскликали, говорили солдаты новобраные: «А, свет-государь, благоверный царь, а и бывший царь Алексей царь Михайлович! Ты изволишь наряжаться в каменну Москву, не оставь ты нас, бедных, под Ригою, – уж и так нам-де Рига наскучила, она скучила нам Рига, напрокучила»… Не успели докончить своей жалобы-просьбы «солдаты новобраные», как:
«Что злата труба пад Ригою протрубила,
Прогласил государь благовирпый царь:
– А и, детушки, вы солдаты новобраные!
Не одним вам Рига-то наскучила,
Самому мне, государю, напрокучила,
Когда Бог нас принесет в каменну Москву,
Будет день моего святого ангела –
Алексея, человека Божия,
А забудем бедность нужду великую
На той-ли моей на царской радости,
А и выставлю вам погребы царские,
Что с пивом, с вином меды сладкие
Да со тою-ли брагой сыченою, –
Справим праздничек мы по доброму,
По хорошему мой-ли царской день!»…
Народ-песнотворец вспоминает в одной из своих былин (Кирша Данилов, XXX) о том, как «светел-радошен» был день рождения «Петра Алексеевича, первого императора по земле». Он сопровождался не только пирами да милостями:
«Все-то русские как плотники мастеры
Во всю ноченьку не спали, колыбель-люльку делали
Они младому царевичу;
А и нянюшки, мамушки, сенные красные девушки
Во всю ноченьку не спали, шириночку вышивали
По белому рытому бархату оне красным золотом…»
Все эти примеры общения царя-государя с народом, сбереженные от забвения в былевых песнях, наглядно показывают, что царские радостные дни всегда были близки сердцу народному, как близок и сам царь-государь всего его существу, несмотря на ходячее присловье: «До Бога высоко, до царя – далеко!». Из вещих уст того-же народа-сказателя вылетели, пошли гулять-ходить пó-людям и такие заслоняющие приведенное присловье изречения, как: «Царево око видит далеко!», или еще более одухотворенное сознательным отношением к «государеву делу»: «Народ думает – царь ведает!»
О «всеведении» царя-государя существует в народной Руси не лишенное значения поверье. Рассказывают старики, что, когда государь впервые вступает на перешедший к нему от отцов-дедов престол, то позади него появляется «ангел невидимый» и, склонясь к нему, шепотом говорит обо всем, что было, есть и будет на Святой Руси. По иному разносказу – ангел этот ничего не сообщает новому венценосцу, а только одним «дуновением в слух» сразу посвящает его во все дела тайные и явные. Это поверье, несомненно, выросло на почве веры в то, что всегда оберегает Бог помазанника Своего ото всяких несчастных случайностей и «напрасных бед» на всех путях его, а в «царские дни» – наособицу.