Монашество сегодня — то же, что до революции?
Или мы имеем дело с совершенно новым явлением?
Хороши или плохи современные монастыри? О монашеской жизни – архимандрит Тихон (Шевкунов).
Примерно 20 лет назад, как грибы, стали вырастать монастыри. Старые-новые монастыри – на старых грибницах. Так и наш монастырь (хотя он, в общем-то, юный, и 20-ти лет нет) вырос на духовной почве предшественника, которому более 600 лет.
Все мы, особенно те, кто пожил в старых монастырях, рядом со старцами, очень скептически, даже насмешливо смотрели на комсомольские призывы монахам быстрей селиться Оптиной Пустыни, в каких-то еще обителях. Скепсиса было выше крыши. Тем более и тогда, и сейчас, если честно признаться, большинство православных любили иронизировать и сетовать, как всё ужасно, плохо, что всё не туда идёт.
Это наша, православная, как сейчас говорят, фенька.
Сейчас я со стыдом вспоминаю те свои мысли. Пришли в основном молодые мальчишки и девчонки, и 20 лет они выдержали в монастырях, почти без духовников, почти без нормальных игуменов, потому что зачастую игуменами были либо просто опытные священники, которые монастырской жизни никогда не вели, либо ровесники братии, разве что более разумные и рассудительные.
Да, было всякое около тысячи монастырей, и сколько там людей! Монах – это штучный продукт, который возрастает очень долго. И сейчас, находясь в монастырях, я поражаюсь, какие по-настоящему добрые, смиренные, разумные монахи у нас начинают появляться. Бывают всякие, бывают, как у Достоевского, Феропонты, злобные, которые кричат на братию, я этого не отрицаю. Но эти злобные переродятся, придут и они в праведное состояние. У нас Господь всем управляет, именно Господь нас взращивает, и вас, и нас, всех.
В нашем монастыре был один монах, старый, ужасно благообразный, бесконечно праведный, и объяснить ему, что что-либо не совсем так, как он думает, было бесконечно сложно, даже если объясняли всей братией монастыря. А если уж что-то было не по его, то он кричал в голос: “А, масоны!”, и дальше по списку. Сколько ко мне прибегало несчастных прихожан, которых он обидел! Мы их утешали, но и человека выгнать тоже не могли.
Еще был у нас садовник, опять же, очень благообразный. Ничем было невозможно его взять, был совершенно непримиримый человек: ИНН, Распутин, Иван Грозный — полный джентльменский набор. И вот Господь, посетил его параличом. Вначале он хорохорился, продолжал обижать людей, а потом это сняло, как рукой. На богослужения сейчас его приводят студентики, у них хорошая практика — за старыми монахами ухаживать. И вот он сидит на службе (стоять не может) и просит прощения у всех. Разве это не прекрасно, не замечательно, разве это не есть добрый плод двадцатилетней монастырской жизни? Вот 19 лет он всех хаял, а перед смертью он плачет и просит прощения. И нет у него больше масонов, есть только он один, он сам.
Преподобный Иоанн Лествичник говорил: Каким бы путём ты ни попал в монастырь, знай — посещение Божие есть. Сиди в монастыре, если тяжело тебе, если хандра напала, есть старый монашеский способ: закутайся в мантию, отвернись к стене и поспи. Действительно, так.
Но главное, как авва Агафон говорил, «сиди в своей келье, она тебя научит всему». Все меняется, когда выстаивается человек, когда монах приходит в некий духовный возраст, который часто не соответствует физическому. Я очень рад за наши русские монастыри, Россия показала, что она может продуцировать монашество.
Как-то раз во Франции ко мне подошли люди, которые хотели создать французскую Православную церковь, и спросили моё мнение.
Я сказал: «У вас ничего не получится».
«Почему?» «У вас нет монашества».
Если в Церкви нет монашества, как бы к нему не относиться, если в общине большой нет монашества, то Церкви не получится. Это моё сугубо личное мнение.