Эпитафия дореволюционной России

4 ноября, в День народного единства, телеканал «Россия» показал зрителям последнюю работу самого титулованного нашего режиссера Никиты Сергеевича Михалкова – «Солнечный удар». После фильма «Цитадель» часто приходилось слышать, что Михалков шагает не в ногу со временем, перестал ощущать ветер перемен. На сей раз, на мой взгляд, режиссер оказался на высоте, сняв фильм, глубоко осмысляющий сложнейшие общественные катаклизмы столетней давности.

Сразу хочу признаться, что мне фильм понравился. Несмотря на то, что телеверсия делалась явно в спешке и односерийный фильм, продемонстрированный 4 ноября, явно грешил то фрагментарностью, то, напротив, затянутостью некоторых эпизодов. Но я не киновед, поэтому не стану профессионально разбирать фильм, обращать внимание на всякие аналогии и аллюзии, типа детской коляски, катящейся по лестнице и проч. Я хочу поразмышлять об историософии, об осмыслении Никитой Михалковым революции, ее истоков и причин, психологического состояния дореволюционного общества и понимания режиссером наступающей новой советской эпохи. А это, собственно, на мой взгляд, главное в фильме.

В «Солнечном ударе» режиссер делает много тонких наблюдений явлений эпохи, отмечает множество точных особенностей и характеристик людей дореволюционной России. Хотел того режиссер или нет, но у зрителя невольно возникает мысль: РЕВОЛЮЦИИ НЕ МОГЛО НЕ БЫТЬ! Один корыстолюбивый священник, который за простое освящение нательного крестика хочет «слупить» с заезжего офицера астрономическую сумму, чего стоит! Меня не покидало ощущение, что в фильмехудожник Михалков победил Михалкова политического теоретика, известного симпатизанта белой идеи. Такое впечатление, что фильм «Солнечный удар» получился противоречащим некоей изначальной концепции фильма, которая отражена в самом его названии. Поэтому фильм получился сильным.

«Солнечный удар» – это название рассказа известного русского писателя Ивана Алексеевича Бунина, который он написал уже в эмиграции в 1925 году. Рассказ небольшой, сюжет его незамысловат. В рассказе идет речь о том, как на пароходике, плывущем по Волге, некий поручик встречает молодую замужнюю женщину и соблазняет ее. Эту их страсть героиня объясняет чем-то сродни солнечному удару и говорит о том, что этого с ней никогда не было и никогда не будет. Обуреваемые страстью герои сходят в безымянном волжском городке на пристань, снимают номер в гостинице, а на следующее утро разъезжаются разными рейсами. Офицер уезжает позже и время, которое у него остается, он посвящает бесцельному хождению по городку, в том числе заходит в православный собор, но, разумеется, не для того, чтобы покаяться в грехе, а из-за сентиментального настроения и безделья. Герой Бунина и не осознает свершившееся как грех.

Михалков попытался идею солнечного удара применить к пониманию ситуации, сложившейся в России во время революции и Гражданской войны.

Сюжет фильма «Солнечный удар» построен на двух временных пластах. Первый – это 1920 год, Крым, где поверившие обращению командующего Красной армии Михаила Фрунзе белые офицеры сдались в плен и теперь в пересыльном пункте готовятся, как им пообещали, к отправке в Центральную Россию. Их охраняют красноармейцы, которыми руководят три комиссара: экзальтированная еврейка Роза Землячка (Залкинд), венгр (точнее тоже еврей только венгерского происхождения) Бела Кун и русский Георгий Сергеевич (в реальной истории там был Георгий Леонидович Пятаков), посланные Троцким для очищения Крыма от «белогвардейской заразы». Среди этих офицеров оказывается тот самый поручик (теперь он уже капитан), который, как и все его собратья по несчастью, мучительно пытается понять: «Как это всё могло случиться с ними? С Россией?» Причем, у капитана в голове чаще всего вопрос звучит так: «Как это было?». И тут он начинает вспоминать давнюю любовную страсть, приключившуюся на волжском пароходике.

Второй пласт событий в фильме Михалкова связан с этой любовной интрижкой, которая случилась в 1907 году. И тут уже многое, хотя и не всё, из Бунина. Кстати, в рассказе Бунина точной даты события нет, Михалкову дата нужна, поскольку у него в фильме появляется еще один важный герой – юноша с характерный для России именем Егорий. Показательно уже то, что офицер, видимо, шесть лет воевавший в Первую мировую и гражданскую войны, проигравший сейчас войну, находящийся фактически в плену, размышляя о судьбе своей, народа и Отечества, вспоминает не военные походы, не детство, не родных, не Родину, а любовную интрижку, – и уже этот факт характеризует состояние умов лучших представителей общества (а капитан, несомненно, таков). Кстати, Михалков усугубляет нравственное измерение этой страсти. У него поручик помолвлен (у Бунина этого нет), а незнакомка – мать двух детей (у Бунина у нее один ребенок). Сам Никита Сергеевич, видимо, чтобы показать, на чьей стороне его симпатии, снялся в фильме на фотографии как обманутый муж этой незнакомки. Эти, казалось бы, мелочи, призваны подчеркнуть тот факт, что страсть от «солнечного удара» имеет сугубо греховный характер.

В сюжет фильма вводится новый персонаж, которого нет у Бунина, это – тот самый юноша, которого встречает поручик на пристани. Он романтично следит за движением пароходов, чтобы зимой эти воспоминания согревали ему душу. Чистое, искреннее создание, восторгающейся красотой Божьего мира молодой человек, и, как потом выясняется, прислуживающий в храме алтарник, становится собеседником бесцельно слоняющегося по городку поручика. Их встреча, – поручика, увлеченного, упоенного страстью, и юноши, обдумывающего серьезные вопросы бытия, – и составляет нерв фильма. Мальчик, с доверием отнесшийся к офицеру, просит разъяснить ему, как относиться к словам школьного учителя, доброго человека по своему поведению, который их учит по Дарвину, что человек произошел от обезьяны. Увлеченный своими любовными переживаниями поручик отмахивается от вопросов мальчика, более того, он фактически подтверждает правоту дарвиновской теории, чем наносит, видимо, последний удар по сомнениям отрока.

Мальчик, нарочито названный режиссером именем Победоносца Георгия, мучается вопросами: «Если человек произошел от обезьяны, то значит и наш батюшка произошел от обезьяны, и даже (о ужас!) царь произошел от обезьяны?!» А отсюда совсем близко до отрицания бытия Бога. Но офицер не находит ничего лучшего, как отшутиться, отмахнуться от этих размышлений юноши, ведь он увлечен совсем другим, совсем другое для него является «вопросом жизни и смерти», – страсть к уплывшей на пароходике незнакомке.

Уезжая из городка, офицер забывает свои часы у этого юноши, и юноша бежит за коляской до пристани, чтобы вернуть часы, он боится, что его заподозрят в воровстве. Коляску он не догоняет. Офицер уплывает. Часы остаются у этого юноши.

И вот в 1920 году эти два человека встречаются в Крыму. Офицер Белой армии уже в чине капитана, сдавшийся в плен, и этот юноша Георгий, комиссар Красной армии, который вместе с Бела Куном и Розой Землячкой прибыл в Крым, чтобы очищать его от белых.

В фильме, правда, нарушена историческая достоверность, поскольку в карательной тройке вместе с Землячкой и Куном был Георгий Леонидович Пятаков, биография которого не совсем похожа на биографию михалковского комиссара Георгия Сергеевича. Пятаков родился не на Волге, а в Киевской губернии, в состоятельной семье директора сахарного завода. В 1907 году ему было 17 лет (Егорию в фильме явно поменьше, лет 13-14), и он уже примыкал к революционерам, а не алтарничал в храме. Закончил свою жизнь Пятаков руководителем «Параллельного троцкистского блока», был расстрелян в 1937 году по приговору трибунала. Георгий же Сергеич в 1920 году еще является не вполне законченным марксистом, чем выдает себя, задавая Землячке вопрос о том, есть ли родство между коммунистической идеологией и христианством. И Роза Самуиловна дает, разумеется, отповедь этим воззрениям, но, чувствуется, не вполне убеждает комиссара Георгия Сергеевича.

Пожалуй, самой сильной, поднимающейся до глубокого историософского осмысления революции, является последняя сцена фильма. Здесь каждая деталь глубоко символична. Георгий Сергеевич узнает в капитане того самого поручика, правда, не подает виду (капитан, увлеченный своими воспоминаниями и размышлениями, разумеется, не признал в комиссаре того юношу, с которым вел идеологические беседы в далеком 1907 году). Он через юнкера передает те самые сохраненные им часы капитану, который только тогда вспомнил. Офицер, уже находящийся на подготовленной к затоплению барже, пытается докричаться до комиссара, хочет поговорить с ним. Но это происходит уже в тот момент, когда баржа, загруженная поверившими советской власти офицерами, начинает тонуть. Комиссар стоит на пирсе, наблюдая за тем, как тонет баржа, на глазах у него слезы, он поднимает руку, чтобы перекреститься, но не крестится, а только поправляет фуражку с красной звездой.

Сильнейшая сцена!

Перед нами образ русского большевика – носителя своей правды. Это человек, который безжалостно уничтожает своих врагов, отправляет на смерть пленных, выполняя приказ Троцкого. Но это и человек, который свято блюдет заповедь «Не укради». Человек, которого лишили веры в Бога, который утратил в душе своей веру. В том числе и потому, что когда-то один офицер, которому он поверил, которого он даже полюбил, не смог его научить, как нужно правильно относиться к теории Дарвина. В комиссаре Георгии Сергеевиче Никита Михалков создал образ христианина без Христа, какими собственно и были русские большевики, составившие потом опору сталинского режима.

Чувствуется, что первоначальный замысел у Никиты Сергеевича был другим. Он намеревался объяснить страшную русскую трагедию – революцию и Гражданскую войну – именно через образ солнечного удара, через концепт внезапно охватившего массы русских людей безумия, которое подвигло их на какие-то совершенно абсурдные с рациональной точки зрения действия, – когда брат пошел на брата, сын на отца, когда кровь русская лилась рекой. Но инстинкт истинного художника не позволил режиссеру эту идею реализовать. И получилась в итоге эпитафия дореволюционной России. Фильм «Солнечный удар» – это именно эпитафия дореволюционной и белой России. Фильм наглядно показывает, почему дореволюционная Россия должна была погибнуть! 

Вот эта глубокая историософская правда фильма входит в противоречие с его названием. Конечно никакой это не солнечный удар, потому что тогда нужно признать, что солнечный удар хватил когда-то и того учителя биологии, как и других учителей (и не только биологии), которые, «в согласии с последними данными науки», учили миллионы русских Егориев, Иванов, Василиев, Макаров тому, что человек произошел от обезьяны, а значит Бога нет. Но тогда надо признать, что солнечный удар хватил когда-то тех профессоров, которые научили этих учителей верить в теорию Дарвина… Революция и Гражданская война – никакой это не солнечный удар, это – результат той страшной деформации русского общества, которая и привела нашу страну к национальной катастрофе 1917 года. Думается, это и доказывает Никита Сергеевич Михалков своим фильмом.

Но при этом в фильме появляется образ комиссара Георгия Сергеевича, этого христианина без Христа. Представителя того поколения русских людей, которые потом в трагическом 1941 году с красными звездами на своих пилотках и фуражках будут защищать Святую Русь от полчищ тех, кто с крестами и надписями на бляхах «С нами Бог», придет уничтожать наше Отечество, уничтожать Святую Русь.

Такова наша история ХХ века! Она очень сложная, но нам нужно ее принять ВСЮ ЦЕЛИКОМ, понять весь ее трагизм и величие. Собственно понять действие Промысла Божия в русской истории ХХ века. Никита Сергеевич Михалков фильмом «Солнечный удар» внес свою лепту в осмысление проблемы гамлетовского масштаба, которая стоит перед нами, ныне живущими русскими людьми, – мы должны связать времена, соединить нашу историю, сшить разодранное на белую и красную части наше русское тело! И за это мы должны поблагодарить режиссера.